Имперская трилогия (Трилогия) - Страница 258

258

– Я приказал ликвидировать Янковского, – сказал Винсент. – Обвинение в измене и заговоре с целью убийства – это был самый простой путь, чтобы сместить Рокуэлла. Без смерти доктора нам бы никто не поверил.

– Тем более что мы лгали, сынок, а когда ты врешь, ты должен быть очень убедителен, – сказал Краснов, глядя Клозе прямо в глаза. – И тот факт, что ты присоединился к нашей лжи уже после того, как смерть доктора Янковского стала свершившимся фактом, не делает тебя чище или лучше нас.

– Не делает, – согласился Клозе. – Но вы предали уже двух императоров, генерал. Это очень опасная тенденция.

– Ага, я серийный убийца августейших особ, – хмыкнул Краснов. – Маньяк. – Внезапно он стал серьезным. – Я предал только одного императора – Виктора. Максимилиану Первому я на верность не присягал.

– А если бы присягнули, это бы вас остановило?

– Нет. Один человек – это еще не Империя. И у тебя нет никаких моральных прав меня в чем-то упрекать. Ты ведь сделал то же самое, что и я. Пожертвовал малым числом людей ради блага большинства. И по сравнению с той зачисткой, которую спровоцировали твои действия, организованный нами с Питером теракт можно назвать хирургической операцией. Мы орудовали скальпелем, а ты – топором. Мы убили почти тысячу человек, ты – гораздо больше.

Краснов помолчал.

– О, я вижу еще одну превосходную отмазку, которую ты можешь использовать. Ты можешь заявить, что все смерти, включая нынешние, лежат на моей совести, что если бы я не убрал Виктора, то Рокуэлл и на пушечный выстрел не подошел бы к престолу и ничего этого бы не потребовалось. Это слабая отмазка. История не признает сослагательного наклонения.

– Рокуэлл бы не справился с ситуацией, – сказал Винсент. – Мы видели, что он с ней уже не справляется.

– Представь себе, я видел то же самое, только с Виктором в главной роли, – сказал Краснов.

– У нас были факты, у вас – одни предположения. – Романов был убит до начала военных действий. Одиночную стычку «Одиссея» с первым флотом вторжения таргов можно было не считать.

– Никто из вас не знает, что было у меня и Питера, – сказал Краснов. – В любом случае мы сделали то, что сделали, и я не собираюсь оправдываться. Ни перед тобой, ни перед кем-либо другим. Питер не смог пережить нашей «измены», а я смог, и в этом я тоже не собираюсь оправдываться. Я допустил только одну ошибку – поверил Питеру в его мнении относительно Юлия. Мой друг переоценил возможности своего сына. Юлий оказался недостаточно сильным и принял перемены слишком тяжело. В какой-то степени мы с Питером убили и его, особенно Питер и его «измена», но и здесь я оправдываться не буду. И вообще, я предпочел бы усадить на трон старшего брата. Если бы этот идиот Гай не ввязался в чертову аферу вместе с Клейтоном…

– А что вы сделаете, если и я не оправдаю ваших ожиданий? – поинтересовался Клозе.

– А ты очень постарайся, мальчик, – сказал Краснов. – Приложи все усилия, чтобы меня не разочаровать. Я не собираюсь играть в эти игры до бесконечности. Но я думаю, что у тебя все должно получиться. Ты с самого начала показался мне улучшенной версией Юлия. Более целеустремленным, жестким, не испытывающим сомнений. Более смелым. Более готовым воспринимать реальность такой, какая она есть. Взять хотя бы ваш полет на «Одиссее». Именно у тебя хватило смелости и воли, чтобы пожертвовать собой ради возвращения.

– Вы послали людей, чтобы убрать Изабеллу? – спросил Клозе. У него чесались руки набить генералу морду. Но он боялся, что если начнет, то уже не сможет остановиться.

– Да, послал, – без колебаний подтвердил Краснов и безмятежно улыбнулся.

Его улыбка начинала действовать Клозе на нервы, но, может быть, именно к этому генерал и стремился. Клозе еще не доводилось сталкиваться с такими людьми. Более того, он надеялся, что Краснов является единственным в своем роде и таких индивидуумов, как он, больше нигде нет.

Рокуэлл считал себя истиной в последней инстанции, что делало его социально опасным психопатом. Но генерал Краснов полагал себя единственной истиной, и это выводило его за всякие рамки и категории.

Человек, не ведающий сомнений, опасен для себя и для окружающих. С ним бесполезно разговаривать, его невозможно в чем-то переубедить. Он будет до конца гнуть свою линию, чего бы это ни стоило ему самому и всем, кто находится с ним рядом.

У этого парня были десятилетия практики, сказал себе Клозе. И все, кто был с ним рядом, давно умерли.

– Зачем?

– Извините, мисс, – сказал Краснов, отвешивая Изабелле полупоклон. Клозе не сомневался, что Краснов ни о чем не сожалеет. Это извинение – еще одна попытка давления, такая же, как его улыбка. – Ничего личного, чистый бизнес, как говорили наши далекие предки. – Он перевел взгляд на Клозе. – Эта женщина, вне всякого сомнения красивая и умная, является твоей единственной слабостью, сынок. Твоей ахиллесовой пятой. Я обсуждал этот вопрос с Винсентом, но он меня не понял. Или не захотел понять. Что ж, ему удалось меня каким-то образом обойти. Жаль.

Никто так и не понял, о чем Краснов сожалеет. О том, что Винсент его не понял, или о том, что обошел. Впрочем, он мог жалеть об обеих вещах сразу.

Краснов хотел ликвидировать Изабеллу и свалить это преступление на людей Рокуэлла и МДВ. Где можно спрятать труп лучше, чем в целой горе мертвых тел?

– Молодежь, – театрально вздохнул Краснов. – Вы стали слишком мягкотелыми. Вы видите дорогу, но не решаетесь идти по ней до конца. Человек моего поколения не раздумывал бы.

258