– Так точно, сэр! – молодцевато гаркнул Клозе.
– Ты мне безразличен, – сказал Юлий. – Ты мне не брат, не друг и даже не приятель, а всего лишь собутыльник. Таких, как ты, я могу найти тысячи. Куда бы ты ни влез, я не буду тебя спасать.
– Наши чувства взаимны, – сказал Клозе.
– Хорошо, что мы понимаем друг друга, – сказал Юлий. – Я не хочу, чтобы ты надеялся на мою помощь только потому, что время от времени мы с тобой играем в покер и пьем пиво.
– А мы-то, рабочие лошадки, обязаны в любом случае прикрывать твою спину, командир, – буркнул Клозе. – У тебя есть что-нибудь еще?
– Не подставляй меня, ладно?
– Ага.
– И удачи.
– Взаимно, босс.
Юлий выключил связь, глубоко вдохнул влажный воздух Сахары и закрыл колпак над головой. На табло перед ним замигала синяя лампочка, разрешающая взлет. Юлий включил вертикальную тягу, и его истребитель плавно поднялся над стартовой площадкой, набирая необходимую для полета высоту. Сзади стартовала его «красная» группа. «Синие» и «зеленые» поднимались в воздух левее.
Каждый «игрек-крыл» нес на себе достаточное количество вооружения, чтобы представлять угрозу небольших размеров городу. В распоряжении Юлия были пулемет, предназначенный для воздушного боя или для поражения небольших наземных целей вроде вражеской пехоты, импульсная пушка, один выстрел которой мог разворотить танк, а для этого вылета к крыльям истребителя прикрепили четыре ракеты класса «воздух-поверхность», при помощи которых имперцы должны были разнести в пыль космодром противника. «Игрек-крыл» был идеальным оружием для ведения атмосферного боя и мог провести некоторое время в открытом космосе. Он считался кораблем малого радиуса действия, потому что с его помощью нельзя было выйти в гипер и долететь от одной планеты до другой. Истребители повстанцев отставали от него на четыре поколения. В воздушном бою даже при соотношении три к одному у них не было ни единого шанса на победу.
Юлий посмотрел на альтиметр, удостоверился, что группа поднялась на требуемую высоту, и врубил горизонтальную тягу, набирая крейсерскую скорость. Согласно плану, «синие» должны были прибыть на место проведения операции на две минуты раньше, а «зеленые» – минутой позже, но это можно было подкорректировать на подлете, а пока сорок пять истребителей шли параллельными курсами.
Юлий включил общий обзор, и его истребитель исчез. Исчезло и собственное тело Юлия. Его боевой комбинезон соединялся с креслом пилота и на время полета становился с судном единым целым. Теперь Юлий мог видеть в любом направлении и казался себе бесплотным духом. Над кораблями остальных истребителей всплыли их кодовые номера, которые тут же сменились именами пилотов. Вообще-то, вмешательство в тактический компьютер на программном уровне со стороны пилота было незаконным поступком, но все пилоты так поступали, заменяя безличные цифры именами или многозначительными прозвищами. Юлий знал, например, что в обзоре Клозе он числится под кличкой Пират, которую он получил еще во времена учебы в академии в течение пяти секунд после того, как однокурсники узнали его фамилию. Как более молодой Клозе мог узнать об этой кличке, Юлий не представлял.
На Сахаре его не звали Пиратом. Его звали Джокером за то, что он никогда не проигрывал в покер.
Раньше Юлию нравилось летать.
А во время полетов с включенным общим обзором он дважды получал оргазм, от чего долгое время мучился и считал себя извращенцем и истребителефилом. Он даже боялся, что у него перестанет получаться с девушками, и немного успокоился только после трехдневного загула в борделе неподалеку от военной базы, где он проходил свою практику.
Он готов был летать часами и часами испытывал чувство восторга, которое может понять и разделить только другой пилот и которое невозможно объяснить человеку, никогда не поднимавшему в воздух летательный аппарат.
Но с тех пор, как Юлий попал на Сахару, и его полеты стали связаны с убийством людей и возможностью быть убитым самому, радость ушла. Теперь он просто делал ту работу, которую его учили делать большую часть его жизни и которую он умел делать хорошо. И потом, больше-то он ничего не умел.
Если раньше Юлий жил, чтобы летать, то теперь он просто жил и просто летал.
За двести километров до цели истребители снизили скорость, и каждая группа отправилась своим курсом. Юлий связался со своими, спросил, все ли у всех нормально, снова потребовал лишний раз не рисковать, потом включил тактический командирский канал и равнодушно пожалел, что он не застрелился вчера. Они шли над вражеской территорией, но пока были на недоступной для радаров высоте. На этот раз аномальное магнитное поле было имперцам на руку.
К сожалению, оно же делало невозможной связь на дальние расстояния, а потому Юлий не мог пообщаться не только с базой, но даже и с группой Стивенса, ушедшей вперед. Для переговоров военной базы 348-М со штабом блокады, располагавшимся на орбите на борту имперского линкора «Принцесса Марса», была создана сложная и дорогая система активных ретрансляторов, поддержание которой в рабочем состоянии обходилось Империи в пять тысяч имперских рублей ежесуточно. Поскольку такими системами связи были оборудованы все военные объекты на Сахаре, связь здесь поистине была дороже золота, а достоверная информация о противнике ценилась дороже графского герба.
Линия фронта, как таковая, на Сахаре отсутствовала по той простой причине, что не было самого фронта. Это была партизанская война с неожиданными рейдами и налетами, и то, что на карте означало линию фронта, было условной границей территории, которую контролировали повстанцы. Условной, потому что на самом деле никто не знал, где именно начинается их зона контроля. Боевые отряды сепаратистов постоянно передвигались, и из-за отсутствия спутниковой разведки нельзя было точно сказать, какой квадрат они прикрывают сегодня. К относительно неподвижным объектам относились тетрадоновые рудники, привязанные к месторождениям металла, космодромы, склады и учебные лагеря, передислокация которых занимала слишком много времени и сил. И даже несмотря на это имперские войска обнаруживали вражеские объекты там, где их не должно было быть, и не находили их там, где они были быть обязаны.