Имперская трилогия (Трилогия) - Страница 106

106

Власть.

Сама идея монархии строится на допущении, что один человек может быть умнее миллиона. Юлий себя таким человеком не ощущал. Он не был ни умнее, ни храбрее, ни решительнее других людей. Ему просто повезло родиться в близком родстве с правящей фамилией. Или не повезло родиться в столь близком родстве.

Хотя, не стоит лукавить. Юлию нравилось быть графом и входить в число наиболее высокопоставленных и знатных дворян. Его жизнь от этого становилась гораздо комфортнее. Когда ты граф, некоторые проблемы решать куда легче. А некоторые проблемы ты можешь просто не замечать.

Но когда ты становишься императором, проблем становится гораздо больше, и проблемы это другого порядка. Они нарастают как снежный ком, каждая новая проблема серьезнее предыдущей, и скоро они превратятся в лавину и попытаются похоронить тебя под собственным весом.

Править – это работа.

Адмирал Клейтон на экране гиперсвязи тоже не выглядел бесконечно счастливым человеком. Юлий был императором всего несколько дней, но уже начинал понимать, что довольный и счастливый правитель – это мертвый правитель. Мертвый или сумасшедший. Впрочем, сумасшедшие правители Человеческой Империи очень быстро оказываются мертвыми, так что большой разницы между двумя этими понятиями не существует.

Возможно, что в далеком прошлом сумасшедшим удавалось надолго задерживаться у власти. Но современная Империя была жестока и требовательна к своим сюзеренам. Стоило только кому-то проявить слабину, и он тут же оказывался не у дел.

С перерезанной глоткой, пулей в голове или ядом в желудке.

Императоры не уходят в отставку. Вместо отставки они умирают. Иногда императоры делают это сами, а иногда при помощи верных и доброжелательных подданных.

– Удивительно видеть у власти новое лицо, – сказал адмирал Клейтон. Во время их прошлой встречи он обозвал Юлия «цепным псом императора», и Юлий этого не забыл. – А как насчет политического курса? Тоже новый?

– Политический курс старый, – заверил его Юлий. – В этом отношении у нас нет никаких изменений.

– То есть я все еще предатель и бунтовщик, но никак не царственный брат?

– Когда вы решились на мятеж, вы знали, на что именно вы идете. Политика Империи в таких ситуациях неизменна, вне зависимости от того, кто стоит у руля.

Юлий уже жалел, что затеял эту беседу. Им с Клейтоном было решительно не о чем разговаривать. С самого начала было очевидно, что ни тот, ни другой ни за что не изменят своих мнений.

– Таких ситуаций до сих пор не возникало, – заявил Клейтон. – Если вы говорите правду о вторжении таргов, в чем я, кстати, до сих пор сомневаюсь, то вам чертовски нужны мои корабли. А это значит, что мы можем договориться.

Раньше Клейтон заявлял, что вторжение таргов – чистой воды вымысел УИБ, и о дележе кораблей он и слышать не хотел. А теперь он вроде бы демонстрирует готовность к диалогу. Что заставило его изменить позицию?

Он поверил в реальность таргов?

Или просто боится, что Империя пойдет на силовое решение конфликта, как этого хотел Виктор, и не хочет давать лишний повод?

Юлий с большим удовольствием разнес бы Клейтона на атомы или проверил на нем действие новой разработки имперских оружейников – гравимеча, но сейчас он не мог позволить себе подобной роскоши.

Клейтон отказывался вести какие бы то ни было переговоры с Виктором. Но с Юлием он разговаривать готов. Не значит ли это, что Клейтон организовал смерть Виктора?

Бред, сказал себе Юлий. Сидя в системе Гаммы Лебедя, Клейтон не имел никаких возможностей устроить теракт на Земле, наиболее защищенной планете Империи. Если уж всесильное УИБ не может добраться до самого Клейтона, то у мятежного адмирала нет никаких шансов ударить в самое сердце Империи.

– Мы можем с вами договориться только в одном случае, – сказал Юлий. – Если вы сложите оружие и признаете над собой власть Империи.

– Я теперь сам себе Империя, – сказал Клейтон.

– В таком случае в нашей беседе нет вообще никакого смысла. Империя одна.

– Давайте будем прагматиками, а не идеалистами, – предложил Клейтон. – Истина такова, что на данный момент империй все-таки две. Мы с вами представляем два разных государства. У вас свои цели, у меня – свои. У вас есть флот, у меня есть флот. И вы говорите, нам угрожает внешний враг.

– Он на самом деле нам угрожает.

– Значит, мы должны пойти на компромисс.

Юлий не мог заставить себя думать о Третьем флоте и Гамме Лебедя как о другом государстве. Это была часть Империи, его Империи. И отдавать эту часть за просто так какому-то выскочке Юлий не собирался.

Его всю жизнь учили, что Империя неделима. Ему так долго вдалбливали в голову это утверждение, что он и сам стал считать его истиной.

– Я понимаю, о чем вы сейчас думаете, – сказал Клейтон. – Вы думаете, что я не шел ни на какие переговоры с Виктором, но почему-то готов разговаривать с вами. Да, готов. Но это совершенно не значит, что я приложил руку к смерти Виктора и она была хоть чем-то мне выгодна. Мне все равно, что один император, что другой. Но если то, что вы говорите о пришельцах, правда, то вам действительно нужна моя помощь.

– А идея закрыться от таргов Империей как живым щитом уже потеряла для вас свою актуальность?

– Это будет моим запасным вариантом.

Скотина, подумал Юлий. Он знает, что мне нужны его корабли, и думает, что теперь может из меня веревки вить.

106